Значительную роль в «Слове» играют «свет» и «тьма», борьба их между собою. Огромную роль играет и «солнце» - световое начало.
а) Солнечная символика
Люди всегда чувствовали свою зависимость от солнца, они угадывали, что судьба земли тесно связаны с судьбами солнца. Поэтому нет ничего удивительного, что издревле человек признавал источник света, тепла и жизни своим главным богом и представил его в антропоморфических и зооморфических образах.
Следует добавить, что солнечная тема была воспринята и монотеистическими религиозными системами, но уже не на уровне культа, а в качестве идейно значимой символики.В мифологических и эпических, историософских и политических воззрениях Древности, перешедших в Средневековье, правители (императоры, цари, князья и др.), исторические и эпические герои ряда народов имели солнечное происхождение.
В Киевской Руси, как и повсеместно в средние века, солнечные и лунные затмения считались отрицательными «знамениями» (в равной мере у язычников и у христиан). В этой связи следует принять во внимание весьма важное суждение А.Л. Чижевского: «…в своих заключениях древние значительно преувеличивали роль и смысл небесных знамений и даже впадали в грубые ошибки, увлекаясь поэзией сравнений. Несомненно лишь то, что древние далеко превосходили нас остротой в искусстве наблюдений за явлениями природы и изысканным мастерством логических выводов».
В изучаемую эпоху древнерусское феодальное общество осмысляло историю генеалогически, то есть как историю княжеского рода, его происхождения и судьбы в целом, а затем - его расчленения на постоянно борющиеся и относительно единые, а нередко и внутренне дифференцированные ответвления (конец 11-13 вв.), постепенно складывающиеся в феодальные династии местного значения.
Князья Ольговичи, представляли собой весьма заметное для феодалов-современников и консолидированное (при периодическом появлении внутренних противоречий) ответвление рода Рюриковичей. Воинственные Ольговичи несомненно гордились своим происхождением и не забывали о своем родоначальнике Олеге Святославиче (внуке Ярослава Владимировича Мудрого). Именно по потомственному - «внучатому» признаку их оценивали летописцы. Сознание родства и родовой чести у князей этой ветви было весьма сильным.
При отчетливом идеологически консолидированном самосознании Ольговичей и вековом военно-политическом функционировании их рода от них самих и от их окружения не могли укрыться следующие астрально-исторические совмещения: двенадцать солнечных затмений в течение одного века, то есть периода небольшого для длительных процессов средневекового развития (в 1076,1078, 1079, 1113, 1115, 1124, 1130, 1146, 1147, 1153, 1162, 1176 годах) оказались совмещающимися со смертью (естественной или насильственной) 13-ти представителей изучаемой ветви княжеского рода Рюриковичей, в числе которых было пять великих князей киевских. Из этих совмещений видно, что смерть князя после затмения последовала 8 раз; в год затмения (до или после затмения, так как точная дата смерти неизвестна) 2 раза; перед затмением 3 раза. Промежутки времени между затмением и смертью князей были различными, но в целом - небольшими (10,29,31,36,48,55,59 дней, в отдельных случаях, где нет точных дат смертей - до несколько месяцев). Но и этого было достаточно для появления княжеского родового предания солярного характера.
После этих наблюдений мы получаем возможность по-новому подойти к оценке давно известного факта о затмении солнца во время похода Игоря. «Знамение» (полное затмение солнца 1мая 1185г., 16ч.48м.) произошло в 13-й раз в княжеское родовой истории и в 14-й раз применительно к названным выше князьям. Это событие застало младших князей Ольговичей (Игоря с родственниками) на берегу р. Донца, после чего они потерпели сокрушительное поражение от половцев 10 мая, то есть с таким же десятидневным сроком после знамения, с каким последовала смерть их деда Олега.
Как известно, Игорь отправился в поход на половцев 23 апреля, тайно от Святослава, но получив в помощь тюркский полк «ковуев» от Ярослава. Он избрал эту дату, видимо, потому, что она имела для него символическое значение (день памяти святого Георгия Победоносца, именины Игоря, христианское имя которого было Георгий) и, казалось бы, предвещала удачу похода. Игорь пренебрег знамением, может быть, потому, что его отец Святослав Олегович был единственным из крупных представителей рода, который умер (1165 г.) без солнечного знамения. Но вскоре Игорь, Всеволод «Буй-Тур», Владимир Игоревич (возможно, и Олег Игоревич), Святослав Олегович убедились в том, что старая солнечная «судьба» Ольговичей возобладала над их христианскими надеждами.
Солнечная символика, как в летописи, так и в «Слове», правомерно приобретает генеалогический характер, и благодаря этому служит важным связующим компонентом двух эпически осознаваемых эпох («дедов» - «внуков»).
В «Слове» солнце самостоятельно: не являясь знаком божественной воли (об этом в памятнике, в отличие от летописей, ничего не сказано), оно выступает как активный субъект, для воспроизведения действий которого употребляется падеж образа действия, то есть творительный орудийный («Солнце ему тьмою…», «видЬ отъ него тьмою»). Никаких сравнений солнца с чем-либо («яко месяц», «яко угль» и др.) здесь нет, потому что, во-первых, солнце представляется действующим произвольно, а во-вторых, - в архаичных анимистических представлениях господствующее над миром солнце, как равная себе сущность, также несравнимо, как несравним с кем-либо бог в христианских представлениях.
Для автора и его персонажей (как и слушателей) с самого начала повествования очевидно, что о значении действий солнца гадать не приходится, так как они направлены исключительно против Игоря и его войск. Солнце преграждает путь самому Игорю («ему тьмою путь …») и сам он видит от солнца «тьмою вся своя воя прикрыты».
Могущество солнечной символики подтверждается тем обстоятельством, что Игорь, получив традиционный в его роду отрицательный знак со стороны солнца и противопоставив ему смелый девиз («Луце жъ бы потяту быти неже полонену быти») получает и возмездие как раз такое, какого более всего опасался: оставшись в живых, попадает в плен, да еще особенно унизительный для его «славы» и «чести», - к хану Кончаку, своему свату, великодушно избавившему его от смерти на поле боя, которую он с самого начала объявил желанной по сравнению с пленом.
Автор расчленил факт знамения в первом случае, в сюжетном и временном отношениях значительно отодвинув его назад, к началу похода Игоря, а во втором, - описав на реальном его месте или же несколько передвинув вперед, непосредственно к рубежам «Половецкой земли». Но благодаря такому дуальному изображению действий солнца и при возникающих в этой связи условиях поэтической ретардации, ошибка, совершенная Игорем, как бы удваивалась в восприятии слушателей, с одной стороны, как поступок предосудительный, а с другой - как геройский. Сначала солнце предупредило Игоря только прикрыв «тьмою» его войско, а затем оно преградило путь («заступаше») ему самому. И тогда уже исход нападения «русичей» на «сватов» был предрешен.
Двойное описание солнечного знамения поддерживается также композицией вводной части повествования. Эпическая экспозиция ориентировала слушателей на авторское сопоставление - противопоставление совей песни песням великого предшественника («Боянъ бо ВЬещiи …»), воспевавшего предков героев «Слова», затем давалась первая эпическая характеристика Игоря («поостри сердца своего мужествомъ» и т.п.) и сразу же - первая картина затмения. После нее автор вновь обращался к предшественнику («О Бояне … абы ты сiа плъкы ущекоталъ»), изображал встречу князей-братьев и вновь воссоздавал картину затмения (перед их непосредсвенным вторжением в "Половецкую землю").
Функциональное значение этих композиционно-контрапунктических движений различно. Первая картина затмения и первое роскошное изображение волшебного творчества Бояна служили негативно-символической экспозицией ко всему «Слову», второе обращение автора и к Бояну, и к солнечному знамению являлось позитивно-символическим подходом его к изложению собственного сюжета. Если историософско-генеалогическое и солярно-символическое значение этого взаимосвязанного удвоения повествования (последовательно зависимые Боян и автор, солнце и Ольговичи) в известной мере выясняется для нас после проведенного исследования, то для той киевской княжеско-дружинной корпоративной среды, в которой и для которой создавалось «Слово», назначение таких повторов было самоочевидным. В последующем повествовании наблюдается наращивание солнечной символики.
Удвоенному описанию солнечного знамения соответствует двойное описание грозы («стонущи ему грозою», «… тучя…синiи млънiи»), которое воспроизводится перед первым успешным сражением войск Игоря с половцами и, через сутки, перед вторым проигранным сражением. Второе описание грозы (как и второе описание затмения) оказывается более внушительным, чем первое, в качестве возрастающей мотивации последующих событий.
Отрицательная тема «тьмы», исходящей, однако, от «светлого» солнца, проходит сквозь повествование в различных модификациях: «тъмою» (трижды), «тьма», «темно», «темнЬ», а также «нощь» (дважды, в других случаях «ночь» - трижды), «чръная тучя», «помЬркоста», «погасоста».
Перемена роковой солнечной «судьбы» Ольговичей осуществляется внезапно, при помощи сильнейшего эмоционально-магического вмешательства в течение событий. Противодействие господствующей солнечной «тьме» выражается отнюдь не христианской молитвой (как следовало бы в традициях древнерусской литературы), а однотипным со всей предшествующей языческой символикой архаичным заклинанием - «плачем» Ярославны. …она обращается к трем силам для нее -живым «господам» (…), - к ветру, Днепру Словутичю и, наконец, к могущественнейшему из них - «СвЬтлое и тресвЬтлое слънце!». Ярославна не может понять, почему же солнце, для всех такое благодатное, жестоко наказало Игоревы войска: «ВсЬмъ тепло и красно еси: чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладЬ вои?». Солнце по-прежнему выступает как господствующий субъект, но действия его здесь качественно противоположны (ранее - «тьмою», теперь - «горячюю лучю»), то есть они в равной мере полярно отклонены от нормы, обозначенной в начале и в конце («свЬтлое» - «свЬтится»). Как и при первом своем появлении в виде знамения, солнце продолжает влиять на события, однако здесь его воздействие на воинов теснее всего связывается с реальностью: «Въ полЬ безводнЬ жаждею имъ лучи съпряже, тугою имъ тули затче».
Когда побег Игоря из плена благополучно завершается (и когда, в действительности, ему удается восстановить свой вассалитет у Святослава, видимо, при содействии Ярослава), его «княжеская судьба» снова встречается с солнцем, но теперь в противоположной его ипостаси: «СолнцЬ свЬтится на небесЬ - Игорь князь въ Рускои земли». Как и в самом начале повествования, солнце здесь вновь отчуждается от Ольговичей, выступая в качестве субъекта действия.
Созданная символическая параллель (Солнце - Игорь) для современников была весьма ощутимой в силу своей очевидной гиперболичности…. Но именно в силу такой гиперболичности солнечная тема достигла в итоге значения определяющего символа.
В конце «Слова» и в связи с солнечной символикой автор вспоминает Бояна, как это он сделал и в самом начале произведения:…. Благодаря этому символика солнца обрамляет произведение совместно с эпической символикой Бояна в условиях общей вассальной зависимости двух поэтов-певцов от рода Ольговичей.
Внутренняя эпическая логика солнечной символики «Слова» такова: солнце, а за ним два солнечных бога (Даждь-бог, Хорс) оказывали определяющее влияние на состояние и действия как природы, так и людей. В действие вступали вслед за солнцем, с одной стороны, зависимые от него силы небесные (ночь, гроза, тучи, гром, молнии, зори) и земные (животные, птицы, растения). С другой стороны, - люди, которые не только так или иначе реагировали на символы солнца и природы, но и сами могли действовать, как это изображалось, подобно животным и птицам (в особенности часто «волкомъ», а также «лютым зверемъ», «горностаемъ», «орломъ», «соколомъ», «гоголоемъ» и т.п.) Органически связанный с солнечными знамениями образ Всеслава, как человека-волка, восходящий к древним верованиям, поддерживал зооморфные изображения подвигов Ольговичей.
Ни в одном из произведений древнерусской литературы и русского фольклора нет подобной «Слову» солнечной символики.
б) Символика «света» и «тьмы»
В Древней Руси «свет» был абсолютной ценностью и носителем абсолютной красоты.
Однако в «Слове…» есть два места, из которых ясно, что солнце не только источник света, но и тьмы: Игорь «възрЬ на свЬтлое солнце и видЬ отъ него (то есть от солнца --как от причины, но, может быть и «для него». - Д.Л.) тьмою вся своя воя прикрыты»; другое место более определенно по смыслу: «солнце ему (Игорю. -Д.Л.) тьмою путь заступаше». В последнем случае определенно солнце - источник, причина тьмы.
В понимании сущности света и тьмы в Древней Руси существовали два учения: согласно первому Иоанна Дамаскина в мире существует только свет; тьма же - не что иное, как отсутствие света, лишение света. Согласно второму учению Дионисия Ареопагита свет и тьма - две самостоятельные сущности. Тьма может создаваться не только от того, что источник света скрыт, но и насылаться самостоятельно - как некое сущностное начало. Тьму может посылать солнце и бог.
Тьма или мгла, «синяя мгла» является в «Слове» не просто отсутствием света, но активным, действующим началом, а вся борьба русских с врагами поэтически трансформируется в представление о борьбе света со тьмой - активной тьмой. Поэтому-то и возвращение Игоря из плена предстоит в «Слове» как победа света: солнце светится на небе, - вернувшийся из плена Игорь - в Русской земле
