Ода «На взятие Хотина» в критике современников:

Строки оды давно уже обратили на себя внимание историков литературы своей силой и легкостью. Так, С. П. Шевырев в 1843 году писал:
«Силлабические вирши Симеона Полоцкого, Феофана и Канте­мира - с одной стороны; с другой - первые нескладные попытки в размере тоническом трудолюбивого, но бездарного Тредиаковского. Вдруг из этой нескладицы, из этого нестроя звучат в первый раз, в слух русского народа, такие звуки:

Так быстрый конь его скакал,
Когда он те поля топтал,
Где зрим всходящу к нам денницу.

Припомним здесь, кстати, подобные стихи Пушкина:

Как быстро в поле, вкруг открытом,
Подкован вновь, мой конь бежит!
Как звонко под его копытом     
Земля промерзлая звучит!».

К этому наблюдению можно прибавить, что, пожалуй, еще более явно предсказывают Пушкина строки соседней, одиннадца­той, строфы хотинской оды:

Кругом его из облаков
Гремящие перуны блещут,    
И, чувствуя приход Петров,    
Дубрава и поля трепещут.

Не только образ стремительного полководца вызывают в на­шей памяти с детства знаемые строки «Полтавы», но и безошибоч­но написанные, изумительные по чувству слова, по звуковой фак­туре стихи говорят нам о том, что дорога к Пушкину в первой оде Ломоносова уж открылась.

А. Н. Радищев, строго судивший Ломоносова, при всей спра­ведливости его замечаний особо ценил «Оду на взятие Хотина». Он писал, что Ломоносов «вознамерился сделать опыт сочинения новообразными стихами, поставив сперва российскому стихотво­рению правила, на благогласии нашего языка основанные. Сие исполнил он, написав оду на победу, одержанную (российскими войсками над турками и татарами, и на взятие Хотина, которую из Марбурга он прислал в Академию наук. Необыкновенность слога, сила выражения, изображения едва не дышащие изумили читающих сие новое произведение. И сие первородное чадо стремящегося воображения по непреложному пути в доказательство, с другими купно, послужило, что когда народ направлен единож­ды к усовершенствованию, он ко славе идет не одною тропинкою, но многими стезями вдруг».

Белинский писал: «Литература наша, без всякого сомнения, началась в 1739 году, когда Ломоносов прислал из-за границы свою первую оду «На взятие Хотина». Нужно ли повторять, что не с Кантемира и не с Тредиаковского, а тем более не с Симеона Полоцкого, началась наша литерату­ра?».