Я алгеброй гармонию поверил…
А. С. Пушкин, «Маленькие трагедии»
Когда Ломоносов писал свою оду «На взятие Хотина», он не особенно думал о правилах красноречия. Живые впечатления от известий о славной победе русских войск над полчищами турок толкнули его к перу и бумаге, заставили описать сражение при Ставучанах и воспеть хвалу дорогому отечеству. Он сочинил оду, затем, вернувшись в Россию, еще несколько раз выступил в этом жанре и во время работы над «Риторикой» уже получил возможность ссылаться на собственный поэтический опыт.
Ода была почти не замечена в ученых кругах Академии, но именно она заложила многие основы нового стихосложения. C "Оды на взятие Хотина" и "Письма о правилах российского стихосложения" начинается история нашей новой поэзии.
Ломоносову пришлось быть литературным оппонентом Тредьяковского, раньше выступавшего с теорией тонического стихосложения, и Ломоносов с большим поэтическим талантом, указывая на "неосновательность" принесенного к нам из Польши силлабического стихосложения, предлагает свою версификацию, основанную на свойствах российского языка, на силе ударений, а не на долготе слогов.
Восторг внезапный ум пленил,
Ведет на верьх горы высокой,
Где ветр в ветвях шуметь забыл;
В долине тишина глубокой.
Внимая нечто, ключ молчит,
Который завсегда журчит
И с шумом вниз с холмов стремится.
Лавровы вьются там венцы,
Там слух спешит во все концы;
Далече дым в полях курится.
Так начинается эта затем столь бурная в своем течении ода - с тишины. Природа смолкла, ожидая грозных военных событий, даже издали не доносится никаких звуков, виден только курящийся в полях дым. Не там ли расположились накануне боя доблестные русские войска? Тишина, не та «возлюбленная» метафорическая тишина, как будет называть потом Ломоносов мирное состояние России, позволившее невозбранно заниматься науками и искусством, а томительная пауза перед штурмом, которую чутко уловил поэт и описанием ее начал свою торжественную песнь. Восторг внезапный ум пленил...
Эта первая строфа раскрывает ход классического одописания. Поэт испытывает «восторг», расположение к передаче разнообразнейших мыслей, возникающих у него, особый духовный подъем,- но пленяется при этом только ум. Чувства не вовлекаются в рационалистические восторги поэта, они изменчивы, ненадежны, могут только запутать представляющуюся поэтическому взору картину, сообщив ей оттенки частного, бытового характера. Разум же не обманет. С помощью его поэт взбирается ввысь и «умственным взглядом» окидывает широкую панораму, в которой нет для него тайн, все детали известны и события связаны строгой логической системой.
Державин, всегда очень уважавший Ломоносова, в своем позднем «Рассуждении о лирической поэзии или об оде» (1811) привел первую строфу хотинской оды для иллюстрации «лирического беспорядка». Это значит, как писал он, что «восторженный разум не успевает чрезмерно быстротекущих мыслей расположить логически. Поэтому ода плана не терпит. Но беспорядок сей есть высокий беспорядок, или беспорядок правильный», поэтом должен руководить его разум, иначе это будет «горячка, бред». Так же смотрел на эту строфу и Н. Остолопов, заметивший, что собранные в ней мысли «не имеют, кажется, никакой между собой связи, но все клонятся к одной цели и заключают много прекрасных изображений».
Однако в чем же виден этот беспорядок и разве не имеют между собой связи картины, набросанные Ломоносовым в первой строфе «Оды на взятие Хотина»? Лесистая гора возвышается над долиной, какой-то ключ - поток, река - низвергается вниз, и, очевидно, протекает по этой долине, далеко в полях виден дым. «Там», то есть внизу, вьются лавровые венцы,-значит, готовится какая-то акция, за которую будет полагаться столь высокая награда. «Спешит слух» - распространяется свежее известие, но смысл его пока неведом читателю. Все это происходит «там», в полях, где курится дым.
По описанию местность, над которой витает ум поэта, будто бы сходна с мифологическим Олимпом - гора и долина, в которой журчит Кастальский ключ,- но в то же время это и реальная обстановка сражения при Ставучанах, закончившегося взятием Хотина.
«Русская армия уже двое суток воевала в окружении, противник атаковал ее днем и ночью с флангов и с тыла, турецкие батареи вели непрерывный огонь, но все атаки отражались с большим уроном для турок.
Штурм укрепленного лагеря произошел 17 августа. Русские войска под командой фельдмаршала Миниха произвели силами пяти полков демонстрацию на правом фланге турок и обрушили главный удар на левое крыло турецкого расположения. Победа была полной, с небольшими потерями в личном составе». [см. 1]
Подробные сведения были напечатаны газетами, и Ломоносов располагал ими, приступив к работе над одой. Он ясно представил себе позиции сторон, трудность для русских войск, расположенных в низине, штурмовать горы, на которых укрепились турки, проследил ход сражения и обо всем этом написал в стихах, не скупясь на великолепные поэтические сравнения:
Корабль как ярых волн среди,
Которые хотят покрыта,
Бежит, срывая с них верьхи,
Претит с пути себя склонити,
Седая пена вкруг шумит,
В пучине след его горит,-
К российской силе так стремятся,
Кругом объехав, тьмы татар;
Скрывает небо конский пар!
Что ж в том? Стремглав без душ валятся.
Следующая строфа посвящена характеристике наступательного порыва русской армии:
Крепит отечества любовь
Сынов российских дух и руку,
а затем опять идут сравнения. Поэт живописует штурм горы под артиллерийским обстрелом турок. Слух, спешивший во все концы, оказался приказом к атаке, бой начался:
Не медь ли в чреве Этны ржет
И, с серою кипя, клокочет?
Не ад ли тяжки узы рвет
И челюсти разинуть хочет?
То род отверженной рабы.
В горах огнем наполнив рвы,
Металл и пламень в дол бросает,
Где в труд избранный наш народ
Среди врагов, среди болот
Чрез быстрый ток на огнь дерзает.
Гиперболическое упоминание об огнедышащей горе Этне, в чреве которой кипят медь - синоним артиллерийских снарядов - и сера - намек на адское происхождение этого варева, развернутый в двух последующих строках, несомненно, снижено глаголом «ржет», но, вероятно, Ломоносова привлекла фонетическая его окраска-«в чреве Этны ржет»,-передающая раскаты орудийных залпов.
Строка «Металл и пламень в дол бросает» Обыкновенно признается одной из удачнейших у Ломоносова. Под ней, по мнению Д. Д. Благого, «не отказался бы подписать свое имя ни один из русских поэтов». Действительно, аллитерация на «л» проведена в этой строке весьма последовательно, но почему она появляется именно здесь и как связана с содержанием фразы? Когда Пушкин хвалит сочетание звуков «вла-вла» и восклицает «Что за чудотворец этот Батюшков!», он доволен тем, что поэту удалось эвфонически передать движение влаги, и отсюда вовсе не следует, что «вла» хорошо решительно во всех случаях. В стихах, изображающих артиллерийскую стрельбу, звук «л» не хочется признать уместным. Предыдущие строки у Ломоносова гласят:
То род отверженной рабы,
В горах огнем наполнив рвы,
и «р» раскатывается здесь достаточно громко. Однако третья строка, которая должна усиливать звуковое впечатление канонады, внезапно ослабляет его, хотя сама по себе звучит отлично:
Металл и пламень в дол бросает...
И появление ее можно объяснить только неопытностью Ломоносова - ведь речь идет о первой его самостоятельной оде. В 1759 году он пишет по-другому:
И сердце гордого Берлина,
Неистового исполина,
Перуны, близ гремя, трясут,-
передавая и свист летящих бомб, и грохот артиллерийской стрельбы. Неисчислимы опасности штурма, предпринятого русскими войсками,
Но чтоб орлов сдержать полет,
Таких препон да свете нет.
Им воды, лес, бугры, стремнины,
Глухие стели - равен путь.
Где только ветры, могут дуть,
Доступят там полки орлины.
Подвиги безвестного крепостного солдата, которого воспел Державин в стихах, посвященных Суворову, и показал Суриков в картине «Переход через Альпы», запечатлены в этих простых и правдивых строках Ломоносова, предсказывающих одну из замечательных страниц передового русского искусства.
Сверяясь с реляцией, можно видеть, как тщательно следует ей поэт. Полки русской армии прорываются сквозь турецкие укрепления,-
И путь отворен вам пространный.
Впереди Хотин, до которого лишь несколько верст. Тем временем
Скрывает луч свой в волны день,
Оставив бой ночным пожарам.
Штурм закончился вечером. Лагерь пылал в огне. Турки бежали, разбитые наголову:
Взят купно свет и дух татарам.
Ломоносов не путает в порыве поэтической вольности - «все равно магометане»-национальных наименований: в реляции сказано, что на стороне турецких войск сражалось до 40 тысяч татар.
Ближайшая задача армии выполнена, лагерь взят. Войска ведут перегруппировку для выполнения последующей задачи - движения на Хотин. Эта пауза кажется поэту подходящей для того, чтобы ввести в текст оды фантастическую картину встречи двух русских царей и полководцев-Петра I и Ивана Грозного, выражающих свое удовлетворение действиями русской армии. Такого рода вызов теней из царства мертвых был уже испытанным литературным приемом, и Ломоносов не проявил тут особой оригинальности. Тем не менее нужно отметить историческую оправданность соединения этих двух имен, о чем они сами докладывают читателю:
Герою молвил тут герой:
«Не тщетно я с тобой трудился,
Не тщетен подвиг мой и твой,
Чтоб россов целый свет страшился.
Чрез нас предел наш стал широк
На север, запад и восток.
На юге Анна торжествует,
Покрыв своих победой сей».
Свилася мгла, герои в ней.
Не зрит их око, слух не чует.
Так устанавливается преемственность политики императрицы Анны с ее наиболее значительными предшественниками и придается дополнительный вес победе под Хотином.
Первая ода открывает в творчестве Ломоносова серию упоминаний о Петре I и откликов на его начинания и реформы. Отныне Петр I становится главным героем поэзии Ломоносова, о нем будет думать поэт, обращая свои стихи к сидевшим на троне монархиням, его труды во имя родины будет ставить в назидание русским царям. В художественном изображении Ломоносова Петр I предстает существом высшего порядка, образ его грандиозен и принимает вид полубога.